Voin_5go_flota

Согласно исследованиям, социальные предрассудки сформировались эволюционно как часть защитного поведения. В основе ксенофобии лежат те же механизмы, которые защищают организм от столкновения с опасными инфекциями. Во всем виновата генетика или мы можем осознанно менять наши убеждения?
( Collapse )

Ницше был неправ, считает группа американских ученых во главе с Сьюзен Чарлз из Калифорнийского университета (США). Их исследования позволяют сделать вывод, что негативный опыт оказывает на многих из нас противоположное воздействие.
Еще в 1995 году психолог из Пенсильванского университета Дэвид Альмейда начал эксперимент, в котором приняли участие 1483 человека, мужчины и женщины разных возрастов. Им было предложено пройти два теста.
( Collapse )

Лесная терапия — это способ снизить стресс и зарядиться энергией, доступный в любое время года. И даже в черте города. Главное, регулярно проводить какое-то время на природе. Как получить от контакта с деревьями максимум пользы, рассказывает доктор Цин Ли, эксперт в области лесотерапии и «синрин-йоку», японского искусства лесных ванн.

Алла Ануфриева
Благотворное влияние леса на наше самочувствие, психическое и физическое, — мягко говоря, не новость. В Японии практика прогулок по лесу возведена в ранг искусства и получила название «синрин-йоку» (дословно «лесные ванны»). Доктор Цин Ли, адъюнкт-профессор Японской медицинской школы в Токио и эксперт в области лесотерапии, вместе с коллегами провели серию исследований, которые доказали целебный эффект лесных ванн:

синрин-йоку уменьшают выработку гормонов стресса — кортизола и адреналина, снижают тревожность и раздражительность;

улучшают память и концентрацию внимания;

стимулируют иммунную систему и повышают трудоспособность;

улучшают настроение и восстанавливают крепкий сон.

Сколько времени нужно проводить в природной среде, чтобы ощутить этот эффект? Доктор Цин Ли рекомендует по возможности выбираться в парк на 2 часа, а в лес — на 4, хотя первые результаты будут заметны уже через 20 минут.

Как часто? Еженедельно или раз в две недели. Но для поддержки иммунитета достаточно принимать лесную ванну раз в месяц.
Как получить от практики максимум пользы? ( Collapse )

Надпись на кольце царя Соломона стала привычной присказкой, когда мы хотим утешить кого-то: «Все пройдет, потерпи». Но действительно ли можно справиться с душевной травмой, если просто дать времени делать свою работу? Или свою работу должно делать как раз горе, а не время? ПОДГОТОВИЛА АЛЛА АНУФРИЕВА В ходу еще и такие утешения: «Это забудется», «То, что не убивает, делает нас сильнее...» Эти слова часто вызывают гнев и раздражение у тех, кто пережил большое горе. Как забыть измену любимого или травлю в школе? Принять смерть собственного ребенка? Спокойно говорить об урагане, разрушившем дом? Но, возможно, народная мудрость все же права, утверждая, что рано или поздно затягиваются любые раны? «В нашей психике есть потенциал, чтобы справляться с болью утраты, — объясняет психотерапевт Марина Травкова. — Процесс восстановления задуман самой природой. Но суть его не в механическом ожидании забвения, а в том, чтобы позволить горю делать свою работу, постепенно прожить все его стадии от отрицания до принятия». Время лечит, но не всегда и не всех. Это зависит от масштаба случившегося и возраста человека, от типа его нервной системы и ощущения уязвимости, от того, есть ли рядом кто-то, кто позаботится о нем. Событие, пустяковое для одного, для другого может стать кошмаром всей жизни. И заранее никто не знает, как будет в этот раз. «Можно сказать, что травма прожита, когда мы составили связный рассказ о событии, от понимания, почему это произошло, до знания, как его предотвратить или на что опереться, если это случится снова, — рассказывает Марина Травкова. — «Исцеленный» эпизод вспоминается пусть с сожалением, но как факт, ставший частью личной истории. Если же события 20-летней давности мы воспринимаем так болезненно, как будто они случились вчера, с той же полнотой чувств, — это признак травматизации». Примерно два человека из десяти, по опыту психотерапевта, способны справиться с горем самостоятельно, шестерым нужна хотя бы минимальная помощь, а еще двум совсем не хватает ресурсов, чтобы переработать тяжелый опыт, и у них происходит фиксация на травмирующем событии. Такая заноза застревает в сердце, мешая развитию, вызывая депрессию, самоизоляцию, навязчивые или диссоциативные состояния. И тогда требуется работа со специалистом. Иногда кажется, что отпустить мучительные воспоминания невозможно. Переживший утрату словно прячется в кокон прошлого, запрещая горю и времени делать свою работу. «Так бывает, потому что боль несет в себе ценности, — объясняет Марина Травкова. — В этом случае перестать горевать значило бы предать кого-то или что-то, потерять окончательно, примириться с тем, с чем примириться нельзя. Мать может десятилетиями тосковать по умершему ребенку, вдовы горюют по мужьям, храня верность. Кажется, что разрешить себе новые отношения — все равно что признать: пусть моего близкого и не было бы. Окружающих такое горе может обескураживать и даже злить, но для самого скорбящего в нем есть что-то важное». Разные методы психотерапии предлагают способы работы с травмой: ведение дневника для осознания эмоций и ощущений, арт- терапевтические и медитативные практики. Близкие тоже могут помочь, в первую очередь — готовностью быть рядом с горюющим и внимательно слушать его, не навязывая готовых формул утешения.

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.

ПО ЖОПЕ ПАРУ РАЗ НАДО БЫЛО ДАТЬ ЭТОМУ ПСИХИАТРУ! У нас бы закрыли и мать и дочь в психушку- и дело с концом! Теперь девочка наверняка мучается от болей в спине, но это только начало. Что уж, теперь пусть радуется своим болячкам и жизни затворницы без друзей и школы, с позором и преследованиями, получила, что хотела. Жизнь- не реклама в интернете.

7-летняя Джулия хотела на Рождество подарок, но не пони и не куклу, а кое-что… особенное. Её заветная мечта – большая грудь, и родителям девочки пришлось подчиниться капризам дочери.
Источник: World News Daily

Как вам идея огромного бюста у ребенка? Ведь такие формы у взрослой женщины вызывают завистливые взгляды. Что делать, если каприз зашел настолько далеко, что родителям пришлось слетать на другой конец света и положить ребенка под нож? Вот история 7-летней малышки с крепкой «троечкой».

В возрасте 5 лет девочка загорелась желанием сделать операцию по увеличению груди. Интересно, откуда ребенок мог узнать о силиконе и тех формах, которых он позволяет добиться?

Родители Джулии утверждают, что она буквально умоляла их об операции.

«Она канючила буквально постоянно. Ходила за мной и просила, а потом начала требовать. Не знаю, зачем моей малышке все это,» — утверждает мама Джулии.

Дана Мэнсон пыталась уверить дочь в том, что грудь со временем вырастет, но ребенок был непреклонен. Следует отметить, что расстройства от проблемы с маленькой грудью у девушек появляются часто, но не в таком юном возрасте.

«Сиськи — вот о чем были наши разговоры. Каждый час на протяжении дня. «Силикон», «грудь», «буфера» — мы говорили только об этом. Я устала», — оправдывается мама.

Сперва семья посетила врача непосредственно в Глендейле, штат Калифорния, где живет девочка. Оттуда её направили к психиатру, поскольку проблема Джулии заключается не в маленькой груди, а в неуверенности в себе.

Спустя десяток сеансов, врач Эдуардо Рамирез отметил глубокую депрессию и массу комплексов, которым были подвержена девочка. Он посчитал, что операция может стать хорошим выходом из положения.

Конечно же, ни в США, ни даже в Мексике сделать её невозможно. Семье удалось подобрать клинику в китайском городе Гуанчжоу. Мама поехала туда с дочерью в прошлом году, специально, чтобы подгадать под Рождество и сделать ребенку заветный подарок.

Операция состоялась 24 декабря. Теперь Джулия — гордая обладательница потрясающего для своего возраста бюста: 30С, что выглядит несколько странно, судя по фото.

История приобрела мировую огласку много позже, поскольку эти события долго оставались в рамках Глендейла: девочка не посещала школу, а полет в Китай не обсуждался с родственниками и друзьями.

Сперва маму обвинили в том, что она вообще допустила такое. Искусственное увеличение груди таит в себе огромную опасность и в столь нежном возрасте может спровоцировать массу патологий.

После этого, общественность катком прошлась по самой идее такого бюста у девочки.

«Господи, зачем? Дать по жопе и пару раз хорошенько ремнем, так, чтобы глупость вся вышла. Сиськи в таком возрасте, кошмар!» — пишут пользователи.

А как вы относитесь к тому, что мать пошла на поводу у ребенка и согласилась сделать дочери операцию?

Поверили? Возможно фото, которое буквально облетело западные СМИ, вызывая бурю негодования, может показаться правдоподобным. Но ниже представлен оригинал.

Ну что же. Отличный способ несколько потренировать бдительность, неправда ли? Девочка действительно сделала операцию, вот только родители старательно избегают общения с прессой. Более того, после того, как её маму на вечернем токшоу облили грязью, семье пришлось переехать.

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.

С детства мальчики усваивают идею о том, что девочки — истерички и нытики. Вырастая, они продолжают относиться к проявлениям женской эмоциональности скептически, и даже когда женщине действительно нужна помощь, считают ее жалобы и просьбы блажью и проявлением слабости. Журналист Даниэлла Кампоамор рассказывает о гендерных стереотипах. ЖАННА ОМЕЛЬЯНЕНКО давно заметила шишку на ладони левой руки, но не стала рассказывать об этом близким. Она была небольшой, но болезненной. Я работала секретарем, так что мне постоянно приходилось набирать текст на компьютере. Каждый раз, когда я шевелила пальцами, руку пронизывала острая боль. Я перепробовала все болеутоляющие, которые можно было купить без рецепта. Боль не стихала, а шишка к моему ужасу увеличивалась. В конце концов я решила сообщить своему молодому человеку. Я ожидала от него сочувствия, заботы и участия. Однако в ответ я услышала только: «Сходи к врачу». Врачи поставили диагноз — киста, которую нужно удалять. Я попросила партнера подождать в больнице, пока проведут процедуру. Он отказался — неотложные дела на работе. Я не стала обижаться, потому что сама знаю, что такое строить карьеру. Мы договорились, что он отвезет меня в больницу, а подруга заберет после процедуры. Я смутно помню, как мы встретились дома. Он с порога спросил подругу, как прошла операция. Она ответила — с осложнениями. Врачи обещали провести ее за полчаса под местной анестезией. Однако мне ввели общий наркоз и оперировали более трех часов. Хирург толком ничего не объяснил. Мы поняли только одно — после процедуры меня будут мучить боли. Меня отправили домой на выходные, в понедельник нужно вернуться на консультацию. Подруга уехала, а я осталась на попечении любящего партнера. По крайней мере, я на это надеялась. Я представляла, как он варит суп, обнимает меня, показывает свою любовь — ведь именно такие вещи лечат. Когда нездоровилось ему, я всегда заботилась о нем. Теперь роли поменялись, и я рассчитывала на ответную заботу. Он отказался приносить мне суп, воду или таблетки, потому что «это всего лишь рука». Он говорил: «Тебе же не на ногах операцию сделали. Ты прекрасно можешь ходить». Он на несколько часов оставил меня одну и ушел играть в покер с друзьями. Он думал, что я преувеличиваю: «Вряд ли это так больно. Ты просто эгоистка, которая требует внимания. Не будь ребенком». В те выходные я много плакала. У меня были таблетки от физической боли, но не от душевной. Я не могла выбросить это из головы — ему наплевать на мою боль. Можно подумать, что я выбрала ужасного партнера, но это не так. Его обращение со мной нельзя оправдать, но можно объяснить. В основе его поведения установки нашего общества, которое обесценивает женщин, их здоровье и страдания. Для своего партнера я стала воплощением коллективной слабости всего женского рода. Слабая половина человечества, о которой постоянно нужно заботиться. Обуза. В понедельник он повез меня на прием к хирургу. Мы провели дорогу в тишине и в приемной сели порознь. Врач спросил меня о самочувствии, а я в ответ разрыдалась. Каждая слезинка олицетворяла мою усталость, злость, грусть, ненависть, боль и разочарование. Я хотела кричать, но могла только плакать. В тот момент я поняла, что мужчины ошибочно принимают слезы за слабость. Я знала, что партнер смотрит на меня с отвращением. Он снова убедился, что я всего лишь истеричка, маленькая слабая девочка, которая ищет сочувствия. Врач взял меня за руку и сказал, что это нормальная реакция. Я даже не подозревала, что на самом деле со мной произошло. Шишка оказалась опухолью. Врачи ввели мне общий наркоз, потому что не знали ее вида — злокачественная или доброкачественная. Могла потребоваться ампутация. Чтобы удалить опухоль целиком, пришлось резать по мышцам — вот причина невыносимой боли. К счастью, анализы показали, что опухоль доброкачественная. Меня «оправдали», но я кипела от злости. Пока врач рассказывал о дальнейшем лечении, партнер переставил стул поближе и положил руку на мое колено. В его глазах я видела стыд и сожаление. Теперь моя боль стала настоящей — потому что мужчина сказал ему об этом. Теперь это не преувеличение и не истерика. Будь я мужчиной, ему не потребовались бы объяснения. Если мужчина признает, что ему больно, — значит, муки невыносимые. Будь я мужчиной, он не сомневался бы в моих страданиях. Ему не потребовалось бы мнение другого человека, чтобы поверить в мою боль. Но я женщина, поэтому моя боль поддельная, а страдания смешны. Я женщина, поэтому забочусь о других, а в ответ получаю безразличие. Это несправедливо. Способность сочувствовать или оставаться безразличным не зависит от пола. Интенсивность боли не зависит от пола. И наша забота друг о друге не должна зависеть от пола. Моя боль так же важна, как и мужская. Не потому что я женщина, потому что я человек.

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.

1951 год. Небольшой городок на юге Франции неожиданно поражает странный недуг. Все начинается почти невинно: головные боли, тошнота, головокружения. А затем на город опускается ночь, которая позже получит страшное название «ночь апокалипсиса».
Источник: Cosmo
Городок Пон-Сент-Эспри находится на правом берегу реки Рона. Семьдесят лет назад это была небольшая деревушка, где жили всего 4500 человек. С побережья открывался чудесный вид на реку, жизнь текла плавно и спокойно — Пон-Сент-Эспри был одним из тех мест, где, пройдя по улице, невозможно было не встретить кого-то знакомого.
Никто не мог предвидеть того, что именно на эту деревню обрушится горе, которое сами французы называют «проклятым хлебом» — le pain maudit.
Семь человек погибло, десятки попали в сумасшедшие дома, более сотни страдали тяжелейшими симптомами отравления. А виной всему стал хлеб, но тайна трагедии до сих пор остается до конца не раскрытой.
Все началось 16 августа 1951 года, когда на горожан внезапно напала болезнь неизвестного происхождения. Безумие обрушилось на Пон-Сент-Эспри.
Троих врачей атаковали пациенты, которым мерещились жуткие картины: им казалось, что их тела были объяты пламенем и на них нападают чудища. Один мужчина пытался утопиться, вопя, что его живот пожирают змеи. Одиннадцатилетний мальчик набросился на собственную бабушку, пытаясь ее задушить. А другой мужчина с криком «Я самолет!» выбросился из окна второго этажа. Несчастный остался жив, но переломал обе ноги. Что, впрочем, не помешало ему подняться и пройти еще 50 метров.
Еще одна жертва «проклятого хлеба» увидела, как сердце убегает между ступней, умоляя доктора вернуть его обратно. Многих сумасшедших пришлось госпитализировать, перед этим надев на них смирительные рубашки.
В журнале написали:
«Среди тех, кого поразила хворь, растет безумие: пациенты мечутся в своих кроватях, вопят, что из их тел растут красные цветы, а их головы превращаются в расплавленное олово».
Доктора догадались, что виной всему пищевое отравление, но долгое время не удавалось найти источник яда. В первые дни погибло пять человек, еще двое — чуть позже. К 21 августа, спустя всего пять дней, больше сотни человек были отравлены, шестеро госпитализированы, среди них оказалось трое детей.
Своего пика катастрофа достигла в ночь с 25 на 26 августа. Местные назвали ее «ночью апокалипсиса». 23 человека, одержимых жуткими видениями, доставили в госпиталь. Несколько человек выбросились из окон. Многие из обезумевших провели в сумасшедшем доме несколько месяцев.
Первые теории и их развенчание
Французский историк Стивен Л. Каплан в своей книге «Проклятый хлеб: возвращение забытых лет Франции 1945−1958» писал:
«Желая добраться до корня зла, мы хотим знать имя ответственного. Самые невероятные теории циркулировали среди граждан: обвиняли булочника, воду из фонтанов, современные станки, иностранных агентов, бактериологическое оружие, дьявола, железнодорожную компанию, папу римского, Сталина и церковь».
Действительно, во всех бедах обвинили местного булочника, который не нарочно использовал в выпечке муку, зараженную спорыньей — грибами, которые паразитируют на злаках. Впрочем, какое-то время спустя эту теорию сменила другая — что люди отравились ртутью.
Журналист Х.П. Альбарелли Джуниор в 2011 году поделился результатами собственного расследования, согласно которому в случившемся нужно винить подразделение спецопераций армии США SOD и ЦРУ, которое проводило таким образом эксперименты над людьми. Альбарелли изучил документы, касающиеся странного самоубийства человека по имени Фрэнк Олсон — биохимика, который когда-то работал на SOD. Мужчина выбросился с 13-го этажа два года спустя после инцидента с «проклятым хлебом».
Альбарелли отыскал запись разговора между агентами ЦРУ, где упоминался «секрет Пон-Сент-Эспри» и версия, что проблема была не в спорынье, а в токсичном веществе диэтиламине, которое входит в состав ЛСД.
При подготовке своей книги «Огромная ошибка: убийство Фрэнка Олсона и секрет экспериментов ЦРУ времен холодной войны» (A Terrible Mistake: The Murder of Frank Olson and the CIA’s Secret Cold War Experiments) Альбарелли беседовал с бывшими коллегами Олсона. Двое из них сообщили мужчине, что причиной инцидента послужили загадочные эксперименты, которые проводились в тех краях. По мнению журналиста, Фрэнк был напрямую связан с проводимыми экспериментами, во время которых, предположительно, ЛСД как токсическое оружие распыляли с самолетов, чтобы проверить эффект массовой истерии.
Настоящей бомбой послужил документ из Белого дома, адресованный членам Комиссии Рокфеллера, которая была сформирована в 1975 году для расследования преступлений, совершенных ЦРУ. В документе был список имен, связанных с инцидентом во Франции, и прямое указание на связь ЦРУ, ЛСД и Пон-Сент-Эспри. Впрочем, обвиненная сторона все отрицала.
Жители Пон-Сент-Эспри настаивают на раскрытии истинной причины болезни. 71-летний Шарль Гранжо говорит: «Я чуть было не сыграл в ящик и очень хотел бы знать почему».

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.

25 марта 2018 года в центре
Кемерово загорелся торговый
центр «Зимняя вишня».
Сигнализация не сработала, и
многие посетители магазина
оказались заблокированы
внутри помещений. Число
погибших постоянно растет. По
последним данным, их больше
70. Как поддержать того, в
чьей жизни случилось горе?
Как ему помочь, подобрать
верные слова?
ЗАПИСАЛА ЕЛЕНА ШЕВЧЕНКО
Тяжелая болезнь, смерть… Горе
случилось у близкого человека,
мы знаем, что ему нужна наша
помощь, но не всегда
понимаем, какая именно.
Начнем с того, что процесс
горевания делится на три
этапа. Первая реакция на
произошедшее — шок, боль,
ужас, оцепенение. Человек не
верит в происходящее,
механически воспринимает
действительность.
Второй этап переживания —
отрицание реальности потери.
Жизнь в это время напоминает
дурной сон, человек хочет
проснуться и увидеть, что все
идет как раньше. Обычно в это
время его накрывает боль
потери, которая переживается
либо в агрессии, либо в
депрессии. Эмоции, которые до
этого были «заморожены»,
выплескиваются наружу
(агрессия, злость, гнев, поиски
виновных) или внутрь себя:
человек испытывает
колоссальное чувство вины
перед умершим.
На самом деле все, что
требуется от нас на первых
двух этапах, — эмоциональная
поддержка. Просто быть
рядом, просто слушать.
Главное, чтобы человек не
оставался один на один со
своим горем. Но сидеть и
слушать — сложно, мы все
хотим что-то активно делать,
активно помогать. Когда я
знакомлюсь с человеком, я
всегда спрашиваю, о чем мы
будем разговаривать, о чем он
хотел бы поговорить, что его
больше всего беспокоит. В
разговоре нужно быть чутким
и аккуратным, понимать, что
любой вопрос (и самое доброе
намерение) может вызывать у
страдающего человека
агрессию.
Важен анализ — что
изменили трагические
события, как удавалось
справляться, как научиться с
этим жить
«Как ты себя чувствуешь?» —
«Да как я могу себя
чувствовать, если у меня
случилось такое горе!» Поэтому
лучше задавать вопросы
помягче: «Как ты?», «Что с
тобой сейчас происходит?»
Если, конечно, у человека есть
ресурсы разговаривать.
Возможно, нужно просто
поддержать его, сказав, что он
все делает правильно, хорошо
держится. Уверить его, что вы с
ним, что вы можете помочь.
Спросить, какая помощь нужна.
Хорошо, если он сможет дать
конкретный ответ, тогда вы
сможете активно проявить
себя — съездить за
лекарством, приготовить,
убрать…
Последний этап горевания —
стадия принятия. Человек
учится жить без потери,
пытается встроить ее в свою
жизнь. Ему говорят — хватит
переживать, надо начинать
жить. Но как? Многое зависит
от того, как человек относится
к собственной смерти, что она
для него — наказание,
несправедливость... Если он
понимает, что жизнь и смерть
— естественные процессы,
которые есть в нашей жизни,
но не подчиняются нам и от
нас не зависят, ему будет легче
принять свою потерю.
Осознать: что бы ни
произошло в его жизни, он
может научиться с этим жить.
На этом этапе горевания
возникает много вопросов,
которые важно
переформулировать — не
«Почему со мной это
произошло?», а «Зачем?».
Важен анализ — что изменили
трагические события, как
удавалось справляться, как
научиться с этим жить. Многим
помогает выход на работу. Но
не надо настаивать на том,
чтобы человек сделал это
немедленно, — он сам должен
принять это решение. Стоит
позаботиться и о том, чтобы он
не оказался в отрыве от
социума (и уж тем более
нельзя предлагать ему остаться
дома, если у него есть
потребность выйти).
Необходимо постепенно
включать его в ту
повседневную деятельность,
от которой на время пришлось
отказаться.
Чего делать нельзя?
⚫Давать советы: они раздражают.
⚫Говорить: «Я знаю, что ты сейчас чувствуешь», «Я знаю, каково тебе сейчас». Если мы не
были в этой ситуации, мы не можем этого знать. Но мы можем спросить, и, если человек
будет готов, он все расскажет сам.
⚫Под запретом и такие выражения, как: «Все пройдет», «Время лечит», «Потом будет
легче», «Подумай о себе», «Ты нужна своим детям».
Горевание — не линейный
процесс: отгоревал — и все
прошло. Оно развивается по
спирали, и через год или пять
лет может быть так же тяжело,
как и в первые дни. Нельзя
блокировать эмоции, не
разрешать себе плакать —
слезы помогают выплеснуть
чувства.
Важная деталь: когда уходят
взрослые люди, родители —
это больно, тяжело, но не
несправедливо. Когда умирает
ребенок, мы особенно остро
понимаем, что так не должно
быть. Разрушаются две наши
базовые уверенности: мир
справедлив и дети — наше
будущее. Теряя ребенка,
родители теряют часть себя,
своей жизни, своего будущего.
Именно поэтому смерть
ребенка вызывает еще
больший накал чувств. И в
этом случае окружающим
нужно быть еще более
осторожными и аккуратными.
Что должно насторожить?
⚫Родители сохраняют все вещи ребенка, не дают его игрушки другим детям —
мумифицируют память о нем. Это говорит о том, что они застряли в горе и им нужна
помощь психолога, невролога.
⚫Слишком тяжелый выход — человек очень долгСлишком тяжелый выход — человек очень долго горюет, ему не становится лучше. Отказывается от еды, не отвечает на звонки, не следит за собой, не хочет никого видеть, замкнулся. Эти признаки указывают, что необходима помощь.Слишком легкий выход. Отстраненность. #Кемерово

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.

Мы часто командуем самим
себе: «Соберись! Ты сможешь!
Не ной», запрещая себе
испытывать эмоции — в
первую очередь, негативные.
Но, подавляя и обесценивая
неприятные чувства, мы
обречены вновь и вновь
испытывать их.
НИКОЛАЙ ПРОЦЕНКО
Я психотерапевт и
воспринимаю эмоциональные
проблемы клиентов как
возможности для их исцеления
и развития. Эти болезненные,
пугающие вспышки дают им
шанс вырваться из плена
старых привычек,
переживаний и ожиданий. У
каждого есть право на гнев, но
большинство выражает его
непродуктивно, не исправляя,
а лишь усугубляя неприятную
ситуацию. Это дает
возможность получить хоть
какую-то эмоциональную
разрядку.
Если близкий придет домой с
порезом, мы поймем, куда
наклеивать пластырь, если у
него заболит живот, мы
догадаемся дать лекарство. А
чем можем помочь человеку,
страдающему от несчастной
любви, неуверенному,
мучимому чувством вины,
гневом или разочарованием?
Где взять такой «пластырь» и
что он должен из себя
представлять?
Мы не знаем, в школе этому не
учили. Мы не готовы
справляться с
эмоциональными проблемами.
Логика подсказывает, что
верны лишь факты, чувства
иррациональны, а значит,
переживания — проявление
слабости.
Но опора на логику
подразумевает, что
эмоциональные проблемы
разрешимы рациональными
методами. Принимая ложное
утверждение, мы совершаем
ошибку — пытаемся найти
рациональное обоснование
для своих чувств и
переживаний, словно
защищая их в воображаемом
суде, начинаем доказывать
невиновность, словно стараясь
избежать обвинительного
приговора и наказания.
Весь процесс «подавление —
обесценивание —
извержение» обречен
повторяться
Мы стремимся компенсировать
неспособность совладать с
эмоциями и начинаем излишне
бурно реагировать,
защищаться, пытаясь скрыть
признаки своей
неполноценности. Вместо того
чтобы поддержать человека,
которому тяжело, мы говорим
что-то вроде: «Не злись. Ну
назвал тебя начальник
дураком. Он не со зла, на
самом деле он так не думает».
Все, проблему злости мы
обсудили, а значит,
неспособность разрешить ее
уже, вроде бы, не важна. Мы
свою задачу выполнили. Боль,
которую мы испытывали от
осознания неполноценности,
на время ушла.
К сожалению, проблема злости
лишь усугубилась. Мы не
оправдали ожидания другого
человека, который надеялся,
что мы встанем на его сторону
и поможем ему восстановить
самоуважение. В итоге после
вмешательства он злится еще
больше, лишается мотивации,
перестает доверять другим,
становится пессимистичным. В
нем продолжает копиться
злость, и однажды она
выплеснется наружу. Но это
ничего не изменит: близкий не
научился ничему новому и не
умеет эффективно управлять
гневом. Поэтому весь процесс
«подавление —
обесценивание —
извержение» обречен
повторяться.
Например, когда кто-то на нас
злится, мы часто принимаем
его гнев на свой счет, ставим
под сомнение ценность нашей
личности. Вместо этого мы
можем принять решение
уважать и ценить себя,
несмотря на случившееся. И
если мы научимся делать это
непосредственно в тот момент,
когда на нас злятся, у нас
появится возможность
избавиться от детских
сомнений в себе, заменив их
взрослым самоуважением.
Эмоциональные проблемы не
проявление слабости. Они
столь же реальны, как, скажем,
перелом руки или тромб,
просто их не увидишь на
рентгеновском снимке. И нам
нужно наконец научиться
справляться с нашими
неприятными переживаниями
по мере их появления.

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.

В конце Первой мировой войны мир охватила страшная напасть. Ее назвали сонной болезнью, иначе — летаргическим энцефалитом. Миллионы людей по всему миру своими симптомами ставили врачей перед неразрешимой загадкой. Одни погибли, другие обратились в живые статуи, запертые в своем теле, как в ловушке. Источник: Cosmo
Последние сто лет лучшие умы пытались дать объяснение этому феномену и разработать лечение, но до сих пор «сонный вирус» остается одной из крупнейших загадок истории.
Это заболевание стремительно распространилось по планете в одно время с испанским гриппом, который, в свою очередь, погубил 50 миллионов человек. Это во многом объясняет тот факт, что заболевание, в результате которого погибло в 50 раз меньше людей, вызывало меньший интерес.
Несмотря на то что о большей части случаев нам известно из того периода, когда закончилась Первая мировая, считается, что эпидемия началась гораздо раньше — в 1915-1916 годах. Первыми «жертвами» заболевания были солдаты. Сначала врачи решили, что причиной их необычных симптомов является горчичный газ, активно использующийся во время войны. Но позже стали заражаться и гражданские, и врачам пришлось признать, что дело тут не в газе. Впервые болезнь описана в 1917 году австрийским психиатром и неврологом Константином фон Экономо. Он назвал ее «летаргический энцефалит»:
«Мы имеем дело с неким сонным заболеванием, у которого невероятно длительное течение. Первые симптомы обычно проявляются довольно резко, начинаясь с головных болей и плохого самочувствия. Затем наступает состояние сонливости, иногда сопровождаемое бредом, но пациент легко приходит в себя. Он дает разумные ответы, подходящие по ситуации. Это сонное состояние может привести к смерти — вскоре или спустя несколько недель. С другой стороны, оно может оставаться неизменным в течение недель и даже месяцев. Состояние пациентов варьируется от обычной сонливости до глубочайшего ступора и комы». Жутко то, что у болезни не было единых симптомов — она, как многоглавая гидра, проявляла себя по‑разному.
«Треть больных погибла в острой стадии сонной болезни, впав в состояние комы, из которой их было невозможно пробудить, или в состояние столь интенсивной бессонницы, что их невозможно было погрузить в сон никакими средствами. Абсолютная неспособность заснуть (агрипния) даже при отсутствии других симптомов неизбежно заканчивалась смертью больного в течение 10-14 дней. Тяжесть состояния таких больных (у них оказались разрушенными церебральные механизмы сна) показала впервые и со всей очевидностью необходимость для человека физиологического сна. Порой бессонница сопровождалась постоянным неукротимым возбуждением, которое доводило больных до исступления, телесного и душевного бешенства. Эти больные находились в состоянии непрестанного возбуждения и движения до самой смерти, которая наступала от полного истощения сил в течение недели — десяти дней».
Спустя несколько лет после того, как фон Экономо опубликовал свои наблюдения, ужасающая эпидемия стала посещать один дом за другим, забирая жизни одних и оставляя обездвиженные тела других.
«Пандемия, свирепствовавшая в течение десяти лет, унесла или искалечила жизнь почти пяти миллионов человек до того, как исчезла — так же внезапно и таинственно, как разразилась. Эпидемия летаргического энцефалита резко прекратилась в 1927 году», — писал в своей книге «Пробуждения» Оливер Сакс.
Около одной трети заразившихся погибли, а около 20% до конца жизни нуждались в профессиональном уходе. Менее одной трети пациентов полностью выздоровели. Болезнь поражала людей всех возрастов, но самыми уязвимыми оказались люди между 15 и 35 годами. Самые первые проявления болезни почти не отличались от обычной простуды: высокая температура, головная боль, чувство усталости и насморк. Поначалу никому и в голову не приходило, что то, с чем они столкнулись, гораздо опаснее. Во время вскрытий фон Экономо определил, что причиной смерти стал пораженный гипоталамус. Это небольшой отдел мозга, который отвечает за огромное множество человеческих функций, в том числе за сон. Воспаление гипоталамуса вследствие инфекции привело к повреждению этой области мозга, которая и становилась причиной летального исхода. Но возбудитель эпидемического энцефалита не выделен. Предполагают, что это вирус.
И хотя эпидемия больше никогда не возникала, болезнь может в любой момент ударить вновь. Вирусолог Джон Оксфорд уверен, что игра еще не окончена:
«Я уверен, что, что бы ни послужило причиной болезни, оно может нанести новый удар. Пока мы не узнаем, что же стало источником заболевания, мы не сможем предотвратить его, если снова наступит эпидемия».

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.